— А разве его может не быть?
— Очень даже может: здесь, в нашей игре, противник сначала забирает туза себе, а потом раздаёт карты.
— Чепуха. Просто вы деморализованы неудачами. Неужели тут нет ну хоть немного алчности, коррупции, пороков, безнравственности?
— Есть, хотя и не в таком масштабе, как вы думаете.
— Тогда почему вы говорите, что в колоде нет туза? Это, в сущности, наши козыри, весь вопрос в том, как мы поведём игру.
Бенет тем временем подошёл к окну и бессмысленно уставился на глухую стену.
— Не повторяйте мне то, что мы изучали в школе, — недовольно ворчит он. — Лучше покажите, как вы играете в эту игру.
— Придёт время — покажу, — отвечаю я и беру папки, чтобы ещё раз посмотреть все эти страшно скудные сведения.
— Мне надо идти вниз, выдавать визы, — напоминает мой помощник.
— Идите. И не забывайте, что мне нужен полный отчёт о каждом приезжающем и выезжающем.
У меня нет никакого желания идти обедать домой и сносить пытки, которым будет подвергать меня Элен два бесконечных часа. Когда она сердится, она молчит, но у её молчания есть три степени, в зависимости от степени моей вины: почти молчание, полное молчание и гробовое молчание. В первом случае она бросает мне только короткие реплики, необходимые в быту. Во втором — вообще не говорит, но всё-таки замечает моё присутствие и готова, к примеру, подать мне тарелку и налить супа. В третьем случае я для неё вообще перестаю существовать, и она проходит мимо меня, не глядя, и даже, если я подавлюсь и буду отдавать Богу душу, она не подаст мне стакан воды.
Сейчас мы в третьей фазе. Поэтому я звоню швейцару и прошу его принести мне в кабинет кофе и два сандвича.
— Я заказал билет на самолёт для вашей супруги, — уведомляет меня он, когда спустя немного времени приносит мой скромный обед. — Шофёр привезёт его к трём часам.
— Отлично, — киваю Я, хотя новость обрушивается на меня как кирпич на голову.
— Какое несчастье, — с угодливым сочувствием говорит боксёр в отставке. — Только приехали, и она уже уезжает. Но беда всегда приходит не вовремя.
«Несчастье»… Значит, она всё-таки соблаговолила сочинить ради приличия какой-то банальный предлог для отъезда: «мама тяжело больна» или что-то в этом роде.
— Скажите шофёру, чтобы ждал меня, — говорю я швейцару. — Мне нужно съездить ненадолго в одно место.
Когда через полчаса я заглядываю в спальню Элен, то застаю её, как и ожидал, в разгар приготовлений к отъезду. В комнате, которая только вчера была прибрана, снова царит полный беспорядок. Повсюду разбросано содержимое громадного гардероба — халаты, комбинации, платья, кофточки, туфли. Что касается жены, то она с каменно-бесстрастным лицом склонилась над чемоданом на кровати, занятая укладыванием очередной партии тряпок.
— Ты опять что-то укладываешь… — замечаю я с наивным удивлением, хотя смысл происходящего яснее ясного.
— Укладываю свой багаж.
Она разговаривает со мной, следовательно, не собирается наказывать меня «гробовым молчанием», — мелькает у меня в голове. Самое худшее, когда человек перестаёт тебя мучить. Значит, он окончательно решил порвать с тобой.
— Не понимаю… — произношу я озадаченно.
— «Человек, который ничего не понимает»… Это твоя коронная роль… — Она поднимает глаза от чемодана. — Только на сей раз спектакль будет короче: я уезжаю, мой милый. Может, надолго, а может, и навсегда.
— Как хочешь… Хотя если мне будет, позволено сказать, то воспитанные люди делают это несколько иначе.
Как всякий невоспитанный человек, моя жена очень чувствительна к теме хорошего воспитания.
— Ты не можешь знать, как поступают воспитанные люди, потому что ты сам к ним никогда не принадлежал, — парирует Элен, но без тени спортивного азарта, с которым мы обычно обмениваемся обидными репликами. — Вот если бы речь шла о лжецах и мошенниках, то, наверно, я бы спросила тебя.
— Не стесняйся в выражениях, — говорю я. — Я привык. Но не считаешь ли ты, что должка мне, по крайней мере, дать объяснение?…
— Это ты должен мне дать объяснение, а не я! — возражает Элен. — Только я прощаю тебе этот долг и уезжаю. И причина настолько ясна, что даже ты способен её понять. Как тебе известно, я пришла к тебе с солидным и вполне реальным приданым в обмен на неосуществившиеся обещания твоей блестящей карьеры. А теперь оказывается, что даже перспектив сделать карьеру у тебя не осталось.
— Это всё твои фантазии, дорогая…
— Но и это не всё, — продолжает спокойно жена. — Хуже всего то, что и на этот раз ты пытался меня обмануть, и я узнала правду от чужих людей…
— Если ты имеешь в виду этого дурака-советника…
— Я имею в виду не только его.
— Значит, у тебя была дружеская беседа с супругой Адамса…
— Источник информации можешь искать потом. Надеюсь, что у тебя будет достаточно времени, когда ты останешься на холостяцком положении…
— Плевать я хотел на источник. В этом посольстве, как и во всяком другом, сплетничают. Но я не предполагал, что ты настолько наивна…
— Нет, именно на это ты и надеялся.
— Но подожди, выслушай меня! Я и вправду не рассказывал тебе о своих неприятностях по службе, но только чтобы не огорчать тебя…
— Ты не просто не рассказывал, ты лгал. Ты уверял меня, что тебя посылают сюда для выполнения важного задания, а тебя отправили в ссылку, чтобы ты искупил свою вину, если вообще это не первый шаг к тому, что тебя окончательно выгонят со службы.
— Правда то, что…