Наивный человек среднего возраста - Страница 23

Однажды учитель геометрии послал меня за приборами для черчения, которые он забыл в учительской. Я застал там нашего классного руководителя, у которого, наверное, было окно между уроками. Он просматривал газеты.

— Ну, Томас, ты готов к завтрашнему испытанию? — спросил он, имея в виду контрольную, которая была назначена на завтра.

— Я очень долго готовился, — вздохнул я. — Хотя по правде сказать, не вижу особенной пользы…

— Как это не видишь пользы? — поднял брови учитель.

— Да так, ведь те, кто не брался за учебники, напишут не хуже меня. Морфи записал все формулы на рукавах, Колин прикрепил шпаргалку кнопкой под партой, Джеф будет ждать, когда я ему переправлю записку с решением задачи…

— А другие?

— И другие много чего напридумывали, но я боюсь говорить, а то мне же и попадёт…

— Не бойся, не попадёт, продолжай, — успокоил меня классный руководитель.

И я продолжил… На другой день на уроке учитель спокойно и методично поймал на месте преступления всех списывавших. Джеф был схвачен в тот самый момент, когда разворачивал мою записку, и получил такую затрещину, что голова его повернулась на девяносто градусов.

Начало оказалось удачным, не было никаких причин останавливаться на полпути, и я постепенно превратился в штатного доносчика, накапливая опыт, необходимый как для сбора информации, так и для предотвращения неприятных последствий, потому что если бы класс прознал, чем я занимаюсь, из меня тут же сделали бы отбивную.

Разумеется, мои доносы касались прежде всего Джефа. Его неизменно ловили в самый неподходящий момент, и удары градом сыпались на его лохматую голову. А когда я успел предупредить, что Джеф подбивает весь класс сбежать с урока химии и что именно он украл банку с натрием, верзилу просто-напросто исключили из школы. Это был день моей величайшей радости и вместе с тем печального открытия: удовольствие от тайно нанесённого удара мало чем отличается от удовольствия помечтать об этом в постели. Враг был повержен, но он не знал, что именно ты его сразил. Враг повержен, но ты не можешь встать над ним во весь рост и, глумясь, добить его. Это было проявление силы, но силы слабого, и оно несло в себе отвратительное ощущение неудовлетворённости и пустоты в душе.

И всё же за неимением лучшего я продолжал использовать оружие слабого. Тем временем мой отец, следуя общеизвестному рецепту, однажды утром вышел купить сигарет и больше не вернулся. Моя мать начала проводить всю вторую половину дня в гостях у вдов и разведённых жён, чтобы всесторонне обсуждать вопрос о причинах бегства моего отца и возможностях его наказания. Это обсуждение продолжается и по сей день, вот уже почти двадцать лет, но проблема, похоже, всё ещё не до конца решена.

Что касается меня, то я получал в школе хорошие отметки не столько благодаря своему трудолюбию, сколько умению быть полезным учителям. Главным образом по части информации. Именно это давало мне возможность не только расправляться с некоторыми не нравившимися мне одноклассниками, но и помогло вступить на новое поприще.

Это случилось в последнем классе. Некоторые ученики, из тех, что носят очки и считают себя умнее других, образовали тайный кружок. Кружок был до того тайный, что даже я, не интересовавшийся проблемами революции, узнал о нём. И, конечно же, сообщил о нём классному руководителю, а он передал куда следует, и дня через два к нам домой явился довольно элегантный мужчина средних лет — для меня тогда средний возраст был где-то около тридцати — в сером костюме и в серой шляпе, сдвинутой на затылок. Я хорошо его запомнил, потому что благодаря ему я немного позднее поступил в спецшколу и приобрёл профессию.

— Разговор наш совершенно секретный, — предупредил незнакомец. — Я доверяю вам, поскольку отзывы учителей о вас самые положительные. Надеюсь, вы оправдаете наше доверие.

Вслед за тем последовали вопросы, а потом он мне дал задание: заговорить с одним из очкариков или даже вступить в спор, чтобы он проявил интерес ко мне и помог вступить в кружок. А поскольку, как я уже сказал, я был слабо знаком с революционной теорией, посетитель оставил мне брошюрку с популярным изложением марксизма, рассказал о порядке наших дальнейших встреч и удалился.

Задание меня не очень увлекало, главным образом, потому, что надо было читать определённую литературу, но всё же я заставил себя изучить брошюрку, а дальше всё пошло точно по плану, и дней через десять меня приняли как вновь обращённого в кружок революционеров. Главная моя цель была узнать, с какой другой группой или человеком связан наш кружок, но сделать это мне не удалось по той простой причине, что другого такого кружка не было, да и наш-то был создан по инициативе его членов. Позднее в кружке начались споры, произошло разделение на троцкистов и ортодоксальных марксистов, потом он вообще распался, и всё прошло без особых последствий для всех, кто в него входил, кроме одного, именно того, кто меньше всех участвовал в спорах, — для товарища Томаса.

Итак, я продолжал прокладывать себе дорогу в жизни не локтями и зубами, как особи сильные, а ползком, внешне неприметный, беззащитный и безобидный. Но я уже отлично овладел оружием слабых и знал, — как прикидываться покорным сильному и как стать любимчиком преподавателей, а во время занятий я был олицетворением благоговейного внимания и следил за каждым движением учителя доверчивым и простодушным взглядом. Меня прозвали Кандидом по названию книги Вольтера, о которой все слышали и которую никто не читал. Кое-кто, обманутый моей внешней беззащитностью, пытался меня унижать или шутить со мной злые шутки. Но потом с ними непременно что-то случалось в результате звонка по телефону неизвестного лица или какого-то сигнала, полученного преподавателями. В подобные моменты у меня были все основания торжествовать, и я торжествовал, однако моя радость всегда омрачалась этим противным ощущением неудовлетворённости и пустоты в душе. Потому что моя сила была силой слабого.