— Ясно, — киваю я. — Чтобы питать иллюзии, вы любуетесь Адамсом издалека. А чтобы найти подтверждение своей теории о подлеце, вы разглядываете вблизи меня.
— Нет. Просто вы другой. Вы не в состоянии меня обидеть.
— Потому что я безобиден? Или потому что вам плевать на таких, как я.
— Скорее второе… Хотя такие вещи шефу не говорят.
— В данный момент вы говорите не с шефом.
— Не обижайтесь, но вы из тех людей, которые не слишком привлекают меня по той простой причине, что у них много того, чего и у меня в избытке. В вас есть что-то подавленное, или скрытое, или комплекс какой-то, не знаю, как это назвать… Но во всяком случае, вы не весёлый и откровенный человек с лёгким характером, который бы меня сразу очаровал.
— Такой среди нас один, — пожимаю я плечами. — И это блестящий Адамс.
— Почему только один. Их много. Мой бывший муж тоже был такой.
— Я слышал о нём. Но не знаю толком, что с ним случилось.
— А что с ним может случиться? Как был заведующим канцелярией, так и остался. Ему очень хотелось сделать карьеру… Но он не поднялся выше завканцелярией… Но даже этим назначением он обязан мне…
В этот момент в зал заглянул официант, неизвестно почему вспомнивший о нашем существовании. Он что-то спросил, и моя секретарша в свою очередь спросила меня:
— Хотите ещё что-нибудь заказать?
— Кофе. А вы?
— Я бы выпила коньячку… если вы составите мне компанию.
Я киваю в знак согласия, хотя пить мне не хочется. Однако Мэри, как всегда, хочется выпить. Она почти одна осушила бутылку вина, не говоря о ракии перед ужином, и сейчас в том разговорчивом, хотя ещё и трезвом состоянии, которое мне уже знакомо.
Она смотрит сквозь стекло на тёмные очертания гор, чуть проступающие на фоне тёмного неба, а я смотрю на неё и думаю, что она и вправду красивая женщина, хотя и не первой молодости, и если бы у меня не было такой представительной секретарши, то её следовало бы выписать, потому что, если возле тебя нет женщины, то ты начинаешь думать о женщинах больше, чем нужно, а это мешает работе.
— Значит, вы влиятельная особа, раз обеспечили мужу повышение по службе… — наконец замечаю я, когда перед нами уже стоят кофе и коньяк.
— Вот уж нет. Но однажды оказалась влиятельной… И самым обычным для женщины образом.
— Лёгкий флирт с начальником…
Она отпивает глоток кофе и для вкуса глоток коньяку. Я подношу ей сигарету и щёлкаю зажигалкой.
— В сущности, начальник флиртовал со мной… Это была большая дипломатическая миссия, не такое маленькое посольство, как тут, а в таких больших колониях люди держатся свободнее, меньше бывает сплетен, но этот самый начальник начал вести себя со мной так свободно, что даже мой муж заметил.
— Шеф положил на тебя глаз, — сказал он мне однажды вечером.
— Даже приглашал на прогулку за город. Он, мол, знает ресторанчик, где подают очень вкусную форель. Что ты скажешь о форели?
— Форель как форель, — засмеялся муж. — Ты умеешь себя вести, я тебе доверяю. Так что прогулка может быть и не лишняя, особенно если ты сумеешь убедить этого старого сатира доверить мне канцелярию.
— Если бы он дал мне пощёчину, я бы, наверное, меньше удивилась. Потому что эти слова о его доверии и моём умении вести себя были просто данью приличиям, а в сущности, он просто толкал меня в объятия шефа, чтобы обеспечить себе ничтожное повышение по службе. Я прощала ему многое, и то, что он всё больше предпочитал мне покер, и даже то, что иногда он залезал в чужую постель, но этой подлости я не могла ему простить…
— И всё же вы проявили великодушие.
— Я это сделала не от великодушия, а со злости. Сатир был не так уж стар, а в некотором отношении превосходил моего мужа, и поскольку прогулка с форелью ему понравилась, он пожелал повторить её, и я не отказалась, и мы начали встречаться в больших ресторанах и известных барах, и, естественно, о нас заговорили.
— Ты должна это прекратить! — сказал мне однажды муж с возмущением.
— Я это делаю только ради тебя, — ответила я. — Ты же должен удержаться на своём новом посту.
Я просто издевалась над ним, и он это понял и промолчал, может быть, потому, что считал, что если в этот момент я уйду от сатира, он прибегнет к санкциям. Вообще брак наш стал просто формальностью, пока мы не решили его прекратить.
Она снова обратила внимание на столик, пренебрегнув на сей раз невкусным кофе и проявив благосклонность к коньяку. Потом рассеянно посмотрела в пространство и произнесла словно бы про себя:
— А так он был неплохой парень… Весёлый, общительный, вообще то, что называется «лёгкий человек»…
— Эта история, однако, не мешает вам по-прежнему питать слабость именно к таким мужчинам.
— Да, потому что они полная противоположность мне. — Она допивает коньяк и спохватывается: — Пожалуй, пора уходить…
— Это зависит только от вас.
На обратном пути Мэри какое-то время молчит, целиком занятая шофёрскими обязанностями и, вероятно, утомлённая своим монологом в ресторане.
Машина плавно спускается по склону горы, сворачивает в тень лесистых ущелий и снова выезжает на открытое шоссе, и перед нами то вздымается тёмная масса кустов, то открывается долина, усеянная тысячами сверкающих огней города.
— Как красиво… — шепчет она, отрывая руки от руля и указывая вперёд.
— Что красиво? — спрашиваю я со смутным страхом, что мы свернём не туда и полетим в пропасть, и вообще женщина-шофёр, да ещё размахивающая руками, никогда не внушала мне доверия.